Консультация психолога онлайн, психологическая помощь - Москва, Санкт Петербург: Когнитивная психология

Когнитивная психология

Когнитивная психология тесно связана с когнитивной антропологией и является одним из ее оснований. Их понятийный аппарат в значительной мере пересекается, хотя когнитивную психологию более всего интересует как, с помощью каких категорий и концепций можно объяснить усвоение, классификацию, запоминание знаний, а когнитивную антропологию то, как с помощью этих категорий и концепций можно объяснить культуру и связь между психикой и культурой. Прежде всего это относится к понятиям культурных схем и сценариев. Поэтому мы подробно остановимся на толковании этих концептов как в когнитивной психологии, так и в когнитивной антропологии. Однако многие подразделы когнитивной психологии в большей или меньшей степени используются в когнитивной антропологии. Одна без другой просто не вполне понятна. Поэтому в этой главе мы дадим относительно широкий обзор когнитивно-психологических подходов. “Изучение когниции в антропологии было отражением экстенсивных исследований в психологии выученных систем, формирования концептов, решения проблем и воздействия культуры на способности к решению проблем”. Изучение когнитивных карт в антропологии, с использованием техник, заимствованных из психологии и психолингвистики, должно было, как предполагалось, привести к пониманию, как человек воспринимает свою собственную культуру.

Для когнитивной науки в целом и, в особенности, когнитивной психологии ключевыми стали два понятия – репрезентация и процесс.

“Репрезентационные системы – те теоретические конструкты, которые создаются, чтобы объяснять мышление и действия живого организма. - пишет известный когнитивный психолог Дж. Мандлер. - Конечно, не существует однозначного соответствия между действием и его репрезентацией, и мы не используем термин “репрезентация” как некий символ, который “олицетворяет” определенное событие. Иными словами, представление знаний – теоретическая система, которая конструируется для того, чтобы понять, объяснить и предсказать поведение организмов. Репрезентации с точки зрения их природы, “необходимо отделить от понятий и верований. Репрезентации - это конструкции, зависящие от обстоятельств. Они построены в конкретном индивидуальном контексте для специфических целей: для осведомленности в данной ситуации, для того, чтобы быть готовым к требованиям текущих задачи и пониманию текста (который читают), инструкцию (которую выполняют), проблему (которую надо решить). Конструирование репрезентеции направляется задачей и природой решения, которое необходимо найти. Репрезентации учитывают всю совокупность элементов ситуации или задачи. Таким образом они по своей природе очень специфичные, детализированные и непрочные. Репрезентация тут же модифицируется, если изменяется вся ситуация или элементы ситуации, на которые раньше не обращали внимания, вдруг стали заметными. С точки зрения когнитивного функционирования, различия между знаниями и репрезентациями состоит в том, что знания должны быть активизированы для того, чтобы стать действенными, тогда как репрезентации являются действенными непосредственно.

Субъект нуждается в процессах, которые формируют репрезентации и трансформируют их. Вместе взятые, репрезентации и процессы обеспечивают теоретический анализ процедуры накопления опыта и действий субъекта. Таким образом, еще одна ключевая проблема когнитивной психологии – оперирование репрезентациями, куда включаются механизмы поиска и запоминания, процессы логического вывода и многое другое. “Между этими двумя понятиями нельзя провести отчетливой границы, самым очевидным будет разделение декларативных и процедурных репрезентаций, каждые из которых сопряжены со специфическими процессами. Декларативные репрезентации обычно связывают с осознанными знаниями о мире, тогда как процедурные – с действиями и процедурами, остающимися не осознаваемыми индивидом. Неправильно считать, что ментальные репрезентации есть объективная модель мира. Конечно, они отражают определенные характеристики этого мира, но они – не более чем внутренняя, субъективная модель внешнего мира. В более широком смысле репрезентации – это теоретические средства, которые помогают исследователю делать выводы относительно таких довольно туманных обыденных понятий, как значение и знания.

Репрезентационные системы могут моделировать узкую, специфическую область знания или визуального восприятия, а могут представлять собой обобщенные семантические схемы.

Чем репрезентация события отличается от знания о событии? Знание - это тоже конструкция, но существенно не зависящая от выполняемой задачи, которая хранится, если выражаться компьютерном языком, в долговременной памяти. “С точки зрения когнитивного функционирования, различия между знаниями и репрезентациями состоит в том, что знания должны быть активизированы для того, чтобы стать действенными, тогда как репрезентации являются действенными непосредственно. Репрезентации концентрируют содержание оперативной памяти, то есть информации, хранящейся в оперативной памяти и информации активированной из долговременной памяти.” Не вся информация долговременной памяти является доступной: доступна лишь крошечная ее часть – та, которая сделалась объектом специального и успешно завершенного процесса поиска в памяти. Ж. Ришар выделяет несколько функций ментальной деятельности:
1) сохранение перманентных когнитивнитивных структур - знаний, верований;
2) выработка решений о действии применительно к задаче;
3) конструирование репрезентаций (переходных когнитивных структур),
4) формирование умозаключений, имеющих эпистемологическую направленность (репрезентации) или прагматическую направленность (решение о действии).

Репрезентация процесса часто реализуется в рамках общей репрезентационной системы, однако так же часто она рассматривается как особая разновидность теоретических механизмов, оперирующих репрезентациями. Репрезентации, которые имеют самостоятельные обрабатывающие структуры, используются для непосредственного оперирования информационными структурами, что приводит к созданию новых структур, активизирующих другие процессы, или прямо к действию. Как полагает Дж. Мендлер, “самые новые и наиболее многообещающие в репрезентационных изысканиях – это распределительные системы.”

Но будущее когнитивной психологии не за изолированными репрезентационными системами, а скорее за различными ситуациями, задачами, контекстами, требующими разных репрезентаций и воплощающими сложность человеческого мышления. Конструирование репрезентаций направляется задачей. Последняя может относиться к разряду эпистемологических (сконструировать сеть связей для сохранения в памяти, имея ввиду ее воссоздание) или прагматических (модифицировать существующую сеть связей, обоготить ее, переструктурировать). Продуктом такого рода репрезентации является одновременная интерпретация целостной ситуации и задачи, а также преписывание разным элементам смыслов, сопоставимыми одновременно с их истинными семантическими значениями и с целостной интерпретацией ситуации. Объектами, на которые опирается эта деятельность, являются элементы ситуации. Средства, с помощью которых конструируются репрезентация (или можно сказать, интерпретации) суть трех видов: - структуры знаний, существующие в памяти, которые служат рамкой для репрезентации (интерпретации), - умозаключения, касающиеся существования объектов, приписывания свойств этим объектам, - деятельности оценивания, которая позволяет верефицировать, насколько адекватны реалезуемые действия требованиям задачи; они могут побудить к пересмотру репрезентации (интерпретации).

Репрезентацией может быть и партикуляризацией схемы, и конструированием реляционной сети, которую используют для переработки знаний, касающихся целых классов ситуаций и конструирование отдельной ситуации или процедурной структуры.

Теория схем
Схема является одним из ключевых понятий когнитивой психологии. “В когнитивной психологии термином “схема” обозначается структура, которая организует конфигурацию данных. Компонентами последней является ряд переменных или слотов, которые могут принимать те или иные ожидаемые значения. Схемы организованы иерархично, каждый нижний узел содержит более специфичную информацию, тогда как каждый верхний узел – более общую. “Схемы – когнитивные структуры, которые являются наиболее общей разновидностью базовых репрезентаций, входящих в когнитивную систему. Иные когнитивные структуры, отличные от схем, - это логические средства, синтаксические структуры и процедурные механизмы. Схемы первоначально организуют опыт, и в этом плане они пересекаются с такими понятиями как “планы” и “образы”. Схема строится во время взаимодействия с окружением. Она может представлять организованный опыт, упорядоченный в направлении от дискретных переменных к общим категориям. Например, одна схема может репрезентировать лошадиную голову, а другая будет облегчать идентификацию некоторого животного с лошадью по определенным признакам (переменным схемы), таким как голова, хвост, размеры животного, его окраска. Та же самая лошадь будет идентифицирована как животное в опоре на определенную прототипическую схему. Схема – такая категория ментальных структур, которая хранит и организует предшествующий опыт и управляет нашим дальнейшим восприятием и опытом. Схема – это то, что является результатом предшествующего опыта переживания некоторого рода события, это – абстрактная репрезентация событийности.”

Схемы варьируют от наиболее конкретных к максимально абстрактным. “У нас есть схемы отдельных предметов (стула, например) и мебели в целом. Мы воспринимаем событие в терминах схем, которые оно актуализирует, хотя можно говорить о различных видах восприятия, таких как зрительное восприятие, понимание или интерпретация. Схема – ограниченная и отличная от других репрезентация. Активация части схемы подразумевает активацию всей схемы.” Схемы действуют интерактивно, а именно: всякий раз когда некоторое событие предъявляет “данные” для схематического анализа, активационные процессы автоматически и интерактивно затрагивают соответствующие схемы. В том случае, когда область знания организована иерархически, мы предполагаем, что активация простирается до самых абстрактных релевантных схем. “Стул активизирует не только схему стула, но также более общие схемы мебели и, возможно, тех вещей, на которых сидят. Одновременно активация одной схемы влечет за собой торможение других, конкурирующих схем. Активационные процессы действуют автоматически, и они имеют несколько разновидностей. При определенных обстоятельствах активация схемы может означать активацию одной только целевой схемы и полное отсутствие каких-либо иных ментальных образований, в том числе иных репрезентаций, релевантных внешнему событию. Всякий раз когда репрезентация активизируется, вместе с другими схемами или нет, активация обеспечивает интеграцию структуры. Одно из последствий активации отдельных переменных или атрибутов заключается в том, что не только активизируются все переменные схемы, но также сама схема с такими взаимными активациями переменных становится более вероятной для последующих случаев. В результате схема становится четче ограниченной и определенной, т.е. более эффективной для последующего опыта. Напротив, при определенных обстоятельствах специфическая схема может активизироваться в связи с другими объектами и событиями. Такая разновидность активации обеспечивает сопряженность ментальных образований друг с другом.”

И физический мир, и мышление структурированы. Ментальная система репрезентирует структуру мира, но не во взаимнооднозначном соответствии, о чем надо помнить, пытаясь понять, как мы действуем и мыслим в реальном мире и как строим ментальные модели мира. Различия между реальностью и ее ментальным отражением лучше всего проиллюстрировать примером различия между языковой компетенцией и реальным использованием языка, различия, принятого психологами и, в особенности, психолингвистами. Указанное различие было введено французскими структуралистами. Структура языка, основной языковой код, связывается с языковой компетенцией индивида, его способностью использовать язык независимо от его индивидуального опыта. Реальное использование языка, наоборот, ограничено опытом индивида, его когнитивными и психологическими качествами, компетенция обычно соотносится с освоением языка, тогда как использование последнего рассматривается как языковая продукция. Компетенция сопряжена со способностями, умениями индивида, а использование языка фиксирует конкретные реализации структур мышления и поведения индивида. Чему индивид обучен и каково его реальное поведение, зависит от конкретной ситуации и индивидуальных факторов. Компетенцию обычно описывают в терминах структуры или системы языка, а не в терминах ментальных репрезентаций этой системы. Вероятно, теории компетенции – валидные описания системы в границах другой области. Так, структура языка или логика – это одна область; то, как эта структура постигается и инкорпорируется в ментальный аппарат индивида, - совершенно другая область. Аналогичным будет различие между историческими грамматиками и ментальными моделями этих грамматик, которые люди используют, рассказывая или припоминая истории. Более простая аналогия – архитектурный план дома. Его можно использовать, чтобы найти выход из дома, но никак нельзя считать изоморфным отображением того плана дома, который существует в голове кого-либо из его обитателей. Архитектурный план дома имеет определенные параллели и расхождения с ментальным отображением устройства дома в головах его жильцов. Подобное различие имеет место и в нашем понимании социальной структуры. Структура общества, социальной группы или культуры детерминирует мышление и поведение членов общества (группы). Структура общества определяет: кто что делает, социальную мобильность, отношения между расами, классами и другими подгруппами. С другой стороны, есть структура общества, как она понимается людьми. Она, конечно, обусловлена реальной структурой общества, но в различных группах социума и у разных индивидов она своя.

Можно выделить четыре главные характеристики схем. Первая - схемы это блоки знания, которые, с одной стороны, неделимы и восстановимы в памяти как таковые, с другой, автономны относительно других знаний. Вторая характеристика - схемы это комплексные объекты. Это означает, что они конструируются из элементарных объектов, то есть концептов, действий и связей или из схем, являющихся более общими. Так, скрипт (скрипт - это событийная схема) "визит к дантисту" есть частный случай более общей схемы "консультация", состоящей из записи на прием, поездки на место приема, зала ожидания, оплаты. Третья характеристика - схемы это общие и абстрактные структуры, приложимые к разному числу ситуаций. Исходя из этого, схемы содержат некоторое число переменных или свободных мест, предназначенных для того, чтобы быть заполненными специальными элементами ситуации, которая репрезентирована этой схемой. Некоторые схемы относительно специфичны (скрипты), другие, как, например, схемы, описывающие каноническую структуру какой-нибудь истории - экспозиция, кульминация, разрешение, оценка, мораль - относительно типичны. Четвертая характеристика - схемы выражают декларированные знания, связанные не с частным конкретным использованием, а такие, которые может быть использованы в самых различных целях: понимать, исполнять, делать умозаключение. Это происходит от того, что они описывают организацию части - целое.

Процесс понимания дискурса – это процесс нахождения конфигурации схем, которая дает адекватное объяснение дискурса. Существуют, по крайней мере, четыре момента, относящихся к теории схем.
1. У субъекта может не быть релевантных схем. В этом случае он просто не в состоянии понять сообщение;
2. Субъект может располагать релевантными схемами, но не догадываться, что нужны именно они. При этом он так же не может понять сообщаемое, но, со вспомогательной наводкой, он в состоянии прийти к пониманию высказывания;
3. Субъект может воспринять и проинтерпретировать текст, но не в том ключе, в каком ждет от него автор сообщения. В данном случае субъект «поймет» текст, но не поймет замысла автора.
4. Субъект обладает релевантной схемой и использует ее в одном ключе с автором текста.

Исследователи предлагали читателям отрывок, который явным образом не связывался с описываемой ситуацией – стиркой белья – и был довольно труден для испытуемых в плане понимания и интерпретации. Но стоило только намекнуть испытуемым, что речь идет о стирке, как, вооруженные соответствующей схемой, они без труда понимали предлагаемый текст. Интересно, что, в то время как большинство испытуемых называли отрывок непонятным, нашлись и такие, кто отыскал альтернативные схемы и проинтерпретировал его по-своему, совершенно оригинальным образом. Наиболее впечатляющей была интерпретация одного чиновника из Вашингтона, который принял предложенный ему отрывок за точное описание его собственной работы и был крайне удивлен, узнав, что речь идет о стирке, а не о бюрократической циркуляции бумаг.
Представление и когнитивная структура действия

Мысль о том, что даже простое поведение не является цепочкой рефлексов, занимала психологов на протяжении десятилетий. К. Галлистл представил биолого-психологические доказательства того, что последовательность действий программируется и структурируется. Он указал на необходимость изучения высших процессов, которые управляют поведением. Иерархия действий начинается с рефлексов и других функциональных элементов поведения. Узлы следующего, более высокого уровня контролируют комбинации структур, лежащих на более низком уровне. Организованные действия, контролируемые отдельным узлом, обладают функциональной значимостью, т.е. они обслуживают некоторую особую функцию или цель. На вершине этой иерархической организации действий находятся узлы, которые на языке психологии называются мотивами. Эти самые высокие узлы контролируют действия, которые обычно описываются как удовлетворяющие определенный (обычно биологический) мотив. Хотя Галлистел не пользуется термином “схема”, его структура действий легко вписывается в теорию схем. В организации действий существуют два вопроса: структура действия и репрезентация действия. В ходе взаимодействия с окружающей средой организму необходимы новые сложные структуры действий. Обычно они образуются из существующих элементов. Условия, при которых новые системы действий возникают, по крайней мере, сложны и еще мало изучены. Например, новые сенсорно-моторные структуры действий могут развиваться на базе когнитивных карт и освоения новой обстановки. В литературе по данному вопросу высказываются предположения, что новые системы действий могут порождаться “усилением” или информационно-поисковой активностью организма. Повторные использования системы действий порождают более тесно организованные и инвариантные структуры. Например, субъект знает дорогу к центру города, также ему известен путь от одного офиса в городе к другому. В ситуации поиска новой работы эти две составляющие соединяются, образуется новая структура действий. Поскольку новая последовательность действий начинает использоваться итеративно, с меньшими и меньшими вариациями (ошибками), она образует новую устойчивую структуру, обогащающую уже имеющийся арсенал структур. Второй вопрос по организации действий – репрезентация действия в сознании индивида. Вопрос этот аналогичен дискуссии по поводу структуры реальности и наших представлений о ней. Но в случае действия различается, с одной стороны, структура действия и его выполнение и, с другой, представления субъекта об этой структуре. Однажды совершенное действие репрезентируется в когнитивной системе двояким образом, а именно: во-первых, в базовой репрезентации структуры действия как такового, во-вторых, в репрезентации нашей перцептуальной (визуальной или кинетической) регистрации действия. Для краткости назовем первую репрезентацию структурой действия, а вторую – когнитивной структурой. Знания о выполнении иерархий действий репрезентируются в системе действий; выполнение же самих иерархий действий порождает схемы. В настоящее время отношения между структурами действия и их вторичными когнитивными отражениями остаются малоизученными. Многие наши когнитивные структуры репрезентируют именно эти вторичные интернализации действия. Большая часть таких репрезентаций существует в форме визуальных образов. Экспериментально было показано развитие репрезентаций сложных действий. На первых стадиях тренинга испытуемые не могли выполнить требуемые действия без внешних стимулов-помощников. После длительного тренинга они усваивали зрительно требуемую последовательность действий и выполняли ее. Возникала система действий, а повторные выполнения действий формировали устойчивые схемы. Образование новых систем действий требует больших когнитивных усилий. На этой фазе каждый структурный элемент проверяется перед тем, как он включается в новую систему действий. Когда последняя сформирована, отдельные действия выполняются автоматически, за счет активации соответствующей системы действий. Каковы отношения между существующими системами действий и вторичными схемами? Есть общее предположение, что в ментальной сфере всегда устанавливаются отношения между двумя или более структурами, активизированными в данный момент времени. Когда вы встречаете старого друга, вы сразу же вспоминаете прошлые встречи с ним, и эти воспоминания тут же начинают взаимодействовать с перцептуальной структурой текущих условий этой вашей встречи. Итак, между системой действий и ее вторичной репрезентацией обязательно устанавливаются отношения, причем эти отношения достаточно устойчивые и тесные. Понятно, что две структуры не изоморфны одна другой в привычном представлении об изоморфизме. Когнитивная структура – это аббревиатура, сокращенная версия системы действий. Отношения между ними могут быть названы псевдоизоморфизмом. Что пока остается неясным, так это механизм, который превращает систему действий в их непосредственное воплощение, реальную последовательность произведенных действий. Как изменения системы действий вызывают изменения в их исполнении? Эта проблема смежна с проблемой отношений между мыслью и действием в целом. Отношения между структурами действий и их вторичными репрезентациями в когнитивных структурах находят свои параллели в наших ментальных моделях окружающей нас среды, технологии, науки и т.д. Эти ментальные модели имеют те же функции, что и наши ментальные модели самих себя. Т.к. наши когнитивные схемы развиваются, мы начинаем лучше понимать, как работает наше тело и как мы делаем то, что мы делаем. Вторичные репрезентации действий позволяют оценивать наши собственные действия. Оценивая других, мы часто оцениваем их действия. Когда же, возможно не слишком часто, мы оцениваем собственные действия, мы попадаем в зависимость от нашего восприятия этих действий, т.е. от нашего самовосприятия, которое формируется вторичными схемами этих самых действий. В опоре на такие вторичные перцептуальные схемы мы называем себя агрессивными или полезными, или конкурентными. Наши схемы действий определяют их оценки. Различия между схемами действий и их вторичными репрезентациями соответствуют различию между процедурными и декларативными знаниями, о которых шла речь выше. Действия по определению являются процедурами, а процедурные знания – часто неосознаваемые знания, их не всегда можно вербализовать в отличии от декларативных знаний. Вторичные схемы, обсуждаемые нами, обеспечивают декларативный доступ к процедурным знаниям.

Большинство действий может быть разложено на действия более элементарные, так что фактически они могут быть названы процедурами. Например, "купить" можно описать как последовательность из действий: - попросить объект; - заплатить; - взять объект. Некоторые из этих элементарных действий также могут быть разложены. Так, "заплатить" можно описать так: - если сумма, которую надо оплатить достаточно велика, выписать чек или воспользоваться кредитной картой; в противном случае - дать точную сумму, или, если ее нет, дать сумму большую, взять сдачу и ее проверить. Ясно, что проверить сдачу - действие сложное, которое также возможно разложить. Где остановиться? Опыт показывает, что это можно сделать тогда, когда мы придем к действиям, для которых нельзя получить разъяснений, как их реализовать. Эти действия можно рассматривать как примитивные, первичные, “когнитивно-проницаемые действия”. Действие будет примитивным, "когнитивно-проницаемое", если ему можно приписать цель и нельзя приписать цель его составным частям

От теории “схемы” к теории “сценария”

“Событие сопряжено с целенаправленной деятельностью людей, их оперированием объектами, их взаимодействиями ради достижения некоторого результата. Поскольку события производны от целей, они обычно получают условные названия (ярлыки) и мыслятся в некоторых рамках. Так закупка продуктов может иметь цепь ассоциаций, начиная с посадки в автомобиль и заканчивая возвращением с покупками домой и их распаковыванием, но эти ассоциации строго ограничены активностью по достижению цели. События сами по себе имеют структуру. Они характеризуются определенной временной и причинной последовательностью и являются сегментами активности, каждый из которых может в свою очередь рассматриваться как событие (посещение магазина включает, например, поездку в автомобиле). Следовательно, можно говорить о структуре события. «Обобщенных представлений о событиях» (generalised event representations - GER) структурирована аналогичным образом, что и само событие, и, значит, имеет ту же структуру. Однако нет гарантии, что важные характеристики структуры события будут репрезентированы в каждой конкретной GER, особенно это касается детей, их восприятия. Кроме того, вербальные описания события также могут не полностью отражать ту структуру, которую имеет GER. Поэтому мы различаем само событие, его ментальную репрезентацию и его публичную вербальную репрезентацию. Сценарная модель игнорирует различия между внешним событием, его внутренней репрезентацией и внешним описанием, т.к. сценарии первоначально были введены как компьютерная модель понимающего дискурса, а компьютер нечувствителен к этим различиям. Сценарий же для нас, как схема события, является некоторым типом GER. GER используется как общий термин, ER используется, когда мы имеем в виду сразу две вещи: специфические и общие репрезентации. Термин “сценарий” мы употребляем тогда, когда у нас есть уверенность, что обсуждаемые нами GERs соответствуют сценарной модели. Термины “эпизод” и “событие” соотносятся друг с другом как знак и тип.”

Сценарий – это упорядоченная последовательность действий, разворачивающихся в некотором пространственно-временном контексте и подчиненная некоторой цели. Сценарии определяют агентов действий (actors), сами действия (actions), сопряженные с достижением целей в определенных обстоятельствах. Сценарий состоит из слотов и требований, чем эти слоты могут быть заполнены. Иными словами, сценарий точно определяет роли, а также обязательные и факультативные действия. Для каждого из слотов имеются “значения по умолчанию” (default values), которые подразумеваются, если агенты, действия и объекты действий не определены для данного конкретного контекста. Так, сценарий посещения ресторана предполагает в качестве агента действия официанта. Существуют базовые характеристики, которые роднят сценарии с другими схематическими структурами, с одной стороны, и, наоборот, отличают их от последних. К первым относится то, что сценарий, подобно другим схемам, есть организованная структура знаний, где часть подразумевает целое, а целое есть нечто большее, чем сумма его частей. Сценарий, адекватно описывающий некоторую ситуацию, позволяет предсказывать все обязательные компоненты и порождает у пользователя ожидания относительно факультативных компонентов, даже когда они эксплицитно не заданы.

Еще одна характеристика сценариев, общая для всех схем, состоит в том, что сценарии – это структуры. Базируется ли сценарий лишь на одном-единственном событии или на серии повторяющихся событий, все равно считается, что он отражает структуру каждого события подобного рода, а не является специфичным для данного конкретного случая. От других схематических структур сценарий отличается наличием базового элемента “действия” и временных, а также каузальных связей между отдельными действиями. Сценарии репрезентируют события, протекающие во времени и пространстве, одни акты следуют за другими, поэтому отдельные элементы сценария – акты – связаны друг с другом пространственно-временными и каузальными связями.

Подобно самим событиям реальности, сценарии структурированы, т.е. они состоят из подсценариев (subscripts) или сцен (scenes). Например, сценарий посещения ресторана включает подсценарии “появление в ресторане”, “прием пищи”, “оплата услуг”, каждый из которых имеет свою собственную структуру. В сценарии могут быть альтернативные тропы (paths), отражающие, например, посещение дорогого французского ресторана или ресторана типа Мак-Дональдса. Можно проводил различие между сильными и слабыми сценариями. В последних точно определены компоненты, но не определен порядок, в котором они появляются. Сильные сценарии фиксируют и компоненты, и порядок их следования. Вместе с тем большинство сценариев допускают некоторую вариативность. Так, сценарий “день рождения ребенка” относительно слабый, т.к. многие акты в нем могут совершаться в произвольном порядке (подарки могут разглядываться ребенком в самом начале торжества, его середине или конце). Важнейшая характеристика сценариев заключается в том, что они содержат социальную информацию. В них интегрированы не только знания об объектах и их отношениях, но и знания о мире людей и их взаимодействиях. Поэтому велика роль сценариев как первичных репрезентаций опыта для детского мышления. Управляемые в своей повседневной активности взрослыми, дети получают в том числе и важную социальную информацию. “Ключевые характеристики сценариев – это их целостность, последовательность, каузальная структура и иерархичность. Кроме того, открытость структуры допускает альтернативные тропы и слоты, которые замещают друг друга в различных обстоятельствах.”

“Сценарий есть темпорально и каузально структурированная репрезентация события, которая точно определяет соответствующую последовательность действий в определенном контексте. Источником сценария является реальный опыт. Структурными элементами являются слоты (акторы, действия, объекты действий), которые заполняются вполне определенным образом. Так как схема события есть структурированное целое, содержание каждого отдельного слота подчиняет содержание прочих слотов. Каждая схема события содержит центральный или целевой акт, а также она определяет, какие действия являются обязательными, а какие – факультативными. В сценарии посещения ресторана заказывание блюд и их поедание – обязательные действия, а ожидание появления соседей по столику – факультативное, т.к. в некоторых ресторанах вы всегда сидите отдельно от всех. Кроме того схема события включает информацию о порядке следования актов. В ресторане, например, вы ожидаете получить свой десерт скорее в конце еды, а не в начале. Т. о., схемы событий репрезентируют структуру и вариативность нашего реального опыта, и эти структуры знаний управляют нашим поведением в знакомых ситуациях. Кроме того схемы событий используются нами при интерпретации устного и письменного дискурса. На них опираются процессы логического вывода. Соответствующие заполнители слотов вычисляются из схемы события, даже если эта информация эксплицитно не задана. Здесь возможны ошибки: при отсутствии информации, в опоре на схему события слоты могут заполняться более типичными заполнителями, а не более редкими... Ресторанный сценарий включает такие сцены как появление в ресторане или заказывание блюд. Каждая сцена распадается на ряд последовательных действий. Сцена заказывания блюд состоит из получения меню, его чтения, решения, что заказывать, и отдачи распоряжений официанту. В каждой сцене есть центральные, самые важные акты. В только что упомянутой сцене главным актом является дача распоряжений официанту. Главный акт, реализующий цель события (поесть), является самым значимым из всех главных актов, ибо на него замыкается все событие. Главные акты каждой сцены сопряжены с подцелями. Цель посещения ресторана (поесть) достигается последовательной реализацией подцелей: появление в ресторане, выбор столика, заказывание блюд.”

Все события, в которых мы участвуем, культурально обусловлены, поэтому сценарии репрезентируют культурально обусловленные феномены. Вопрос об источнике сценариев неизбежно актуализирует вопрос об отношении генеральной репрезентации и запоминания отдельного эпизода. В значительной степени, GER производна от непосредственного опыта, однако запоминание эпизода и GER являются различными, хотя и взаимодействующими, типами репрезентаций. Предполагаем, что GER и запоминание есть два отличных друг от друга репрезентационных процесса, берущих начало в репрезентации первичного опыта. Что касается функций сценариев, то исследования взрослых людей показывают: имеющиеся у них схемы событий влияют на освоение нового опыта, помогают им делать логические выводы и предсказания. Особенно важно, что GER снабжают индивида когнитивным контекстом в рамках знакомой ситуации. А именно: GER обеспечивает интерпретационный контекст для действий, их агентов, объектов и отношений, включенных в данную ситуацию. Значимость когнитивного контекста хорошо демонстрируют эксперименты с детьми, в ходе которых они решают различные когнитивные задачи. Успех или неуспех решения подобных задач зависит от наличия/отсутствия релевантной GER, помогающей ребенку адекватно интерпретировать ситуацию и направляющей процесс выработки решения. Таким образом, в перечень функций сценариев включаются предсказание действий и взаимодействий, поддержка интерпретации дискурса, организация памяти, составление планов, производство более абстрактных структур знания.

Когнитивное развитие

“В настоящее время когнитивная наука разрабатывает эксплицитно репрезентационные модели сознания. Это означает, - утверждает Катрин Нельсон, что ментальные репрезентации событий реальности рассматриваются как некое символическое пространство, на котором разворачиваются процессы мышления. Ментальные репрезентации – то, что мы знаем, думаем о реальных событиях – таким образом, детерминируют процессы мышления. Признание ключевой роли ментальных репрезентаций в процессах мышления отличает когнитивную науку от иных научных дисциплин, в рамках которых когнитивные изменения изучаются, главным образом, как производные операций классификации, логического вывода, дедукции. Традиционно исследования когнитивного развития фокусируются на знании об объектах и отношений между ними. Для нас же объекты и отношения являются компонентами событий – более общих целостных структур, имеющих динамическую природу и развивающихся во времени. Признавая репрезентацию события базовой формой ментальных репрезентаций, мы остановимся в данном разделе на структуре знаний о событии, свойственной детям, и роли этих знаний в детском мышлении, словесном описании события и поведении. Известно, что дети демонстрируют большие когнитивные способности в своей повседневной активности, нежели в решении тех абстрактных когнитивных задач, которые ставят перед ними экспериментаторы. Объяснение этому мы видим в том, что знания ребенка основываются на его повседневном опыте. Еще одно объяснение состоит в том, что знания детей об ежедневных событиях неизменно включают социальную и культурную составляющую. Наш подход учитывает социальную компоненту познания, что выгодно отличает его от иных подходов. Для нас именно репрезентация события является основной разновидностью ментальных репрезентаций и ключом к пониманию мышления и ребенка, и взрослого. Вместе с тем мы не отрицаем значимости других структур репрезентации, таких как таксономические категории.” Маленький ребенок черпает знания об окружающем мире почти исключительно из своего непосредственного опыта. Позже дети и взрослые приобретают знания о мире опосредованным путем, через книги, устную коммуникацию, телевидение, другие источники, т.е. используя язык. Но ребенок не одинок, он живет в социуме и в мире культуры, и в известном смысле все его знания о мире – это социальные и культуральные знания.

Когнитивное развитие осуществляется через оперирование репрезентациями. Первичные репрезентации непосредственного опыта ребенка - это лишь начало когнитивных процессов; далее следует то, что на языке информационных процессов называется процессом организации “данных” опыта, структуры данных и процессом использования структур данных. “При всей важности опыта, он – не единственный источник знаний о мире для маленького ребенка. Такие когнитивные операции, как различного рода трансформации, категоризация, логический вывод, продуцируют когнитивные структуры, которые не имеют аналогов в реальном мире ребенка. Репрезентация опыта – толчок к построению последующих, более сложных репрезентаций. Однако важно, что последующие дериваты не могут содержать информацию о мире, которая бы не присутствовала или не подразумевалась первичными репрезентациями опыта. Когнитивная система может анализировать, категоризировать наличествующую информацию, делать из нее логические выводы, но она не способна восполнить отсутствующую информацию.”

Из вышеизложенного вытекает, что существуют имплицитные различия между непосредственным восприятием события и его когнитивным отражением, т.е. между перцепцией и когницией, где последняя включает сами репрезентации и процессы оперирования ими. Перцепция в свою очередь строго детерминирована ожиданиями, предшествующим опытом, другими когнитивными и аффективными состояниями. Как показывают исследования, различные индивиды воспринимают одно и то же событие совершенно по-разному, а детское восприятие отличается от восприятия взрослого. Здесь важными оказываются базовые знания, цели, интенции, убеждения. Существует обоюдная зависимость: первичное восприятие события детерминировано предшествующими знаниями, а процесс освоения новых знаний зависим от первичного восприятия. Перцептуальные репрезентации – первый слой (стадия) репрезентации. Другие слои репрезентации представляют собой скорее динамические системы, в которых различные структуры несут различные типы информации.

Схема знакомого события занимают промежуточное положение между непосредственными перцептуальными репрезентациями и парадигматическими абстракциями, такими как иерархические категории. Схемы событий производны от конкретных переживаний реальных событий и поэтому они несут информацию о том, как устроен мир. Одновременно схемы во многом абстрагированы от реальности. Отдельные элементы события, такие как объекты, люди, действия, репрезентируются в схеме в виде концептов, которые могут включаться в иные репрезентационные структуры. На еще более абстрактном уровне эти концепты могут входить в иерархические структуры типа таксономических категорий или логических (математических) систем. Вероятно, все типы репрезентаций – общие схемы, абстрактные концепты – задействованы в оперировании старыми знаниями для выработки новых конструкций типа планов, предсказаний. Но могут ли маленькие дети генерировать новые конструкции из своих общих схем или дети “схемноограниченны”, привязаны к своим репрезентациями непосредственного опыта – вот вопрос нашего исследования?

Человеческий разум оперирует на двух уровнях – осознаваемом и неосознаваемом, применительно к которым говорят об эксплицитном и имплицитном знании. Эксплицитеые репрезентации ограничены образами и символами (язык и другие символические системы), имплицитные репрезентации могут быть более абстрактными. Эксплицитные знания с течением времени могут становиться имплицитными; имплицитные знания иногда могут становиться эксплицитными посредством рефлексии. Большинство знаний маленького ребенка имплицитны, и один из возможных путей изучения когнитивного развития – исследование процесса превращения имплицитного знания в эксплицитное. Сказанное выше подразумевает особый уровень репрезентации знаний – внешнюю репрезентацию знания, осуществляемую посредством языка.

Первичные репрезентации опыта образуют базу для ментальных репрезентаций более абстрактного уровня, получаемых различными операциями. По крайней мере, следующие операции с различными типами репрезентаций осуществляются детьми неосознанно: анализ паттерна, категоризация подобных элементов, линейное упорядочивание, перевод в единицы более высокого уровня, логический вывод (заполнение информационных пробелов при помощи уже имеющихся знаний). Кроме того, вероятно, дети неосознанно усваивают неписаные правила поведения для себя и других.

Маленькие дети обладают хорошо организованными знаниями о знакомых событиях их повседневной жизни, что эти знания легко вербализуются и что они отражают базовые характеристики сценарной модели. Дети упорядочивают отдельные акты в последовательность, имеющую временную протяженность. Этот вывод ставит под сомнение утверждения Пиаже о том, что детская память не упорядочена, поскольку дети не схватывают временную последовательность событий. “Когда дело касается их реального жизненного опыта, дети выстраивают временные последовательности корректно. Причем они демонстрируют редкостное единодушие. Хотя каждый рассказ ребенка включает небольшое число актов, последние не являются случайно выбранными. Дети избирают самые важные, ключевые акты, связанные в каузальную последовательность. Общность детских сценариев проявляется не только в общих актах, называемых детьми, но и в языковых формах, используемых ими в рассказах. Уже рассказы трехлеток последовательно упорядочены и сфокусированы на главных актах. Они обладают хорошими репрезентациями событий их повседневной жизни и демонстрируют многие характеристики сценариев – их общность, последовательную упорядоченность, согласие по поводу главных актов. Рассказы более старших детей длиннее, но они воспроизводят тот же скелетный сценарий.”

Дети вопреки ожиданиям хорощо описывают сценарии. “Если ребенка попросить рассказать о дне рождения, он будет говорить о том, как открывал подарки или ел торт, но не вспомнит о том, как торт разрезали или как он брал вилку, чтобы есть его. Если спросить ребенка о том же месяц спустя, когда он, вероятно, уже забудет, что говорил в прошлый раз, он воспроизведет почти аналогичный рассказ и в том же порядке. Пример показывает, что важные или типические действия, входящие в событие, репрезентируются на более высоком уровне, чем факультативные акции, и что дети очень чувствительны к последовательности действий, особенно если действия постоянно осуществляются в реальности в одном и том же порядке. То, что дети владеют такими структурированными знаниями о событиях, на первый взгляд удивляет, особенно если учесть их слабые умения решать абстрактные логические задачи. Скорее можно ожидать, что хорошо структурированная система знаний о событиях формируется у ребенка не к трем годам, а в более старшем возрасте.”

Обычно считается, что репрезентация событий первоначально получается из планов, которые реализуются для достижения некоторой цели. Когда планы выполняются так часто, что становятся рутинными, они превращаются в репрезентацию событий. Но есть основания думать, что у детей схемы событий, наоборот, предшествуют планам. Планы и цели – более абстрактные сущности, чем сценарии. Возникает вопрос: что в таком случае заставляет детей конструировать схему события? Один из возможных ответов - в том, что первоначально дети строят репрезентацию события не на основе своих собственных планов, а через наблюдение и участие в планах взрослых. Так, ребенок может узнать о покупке продуктов в магазине, сопровождая взрослых и наблюдая за ними.

Другой ответ на поставленный вопрос таков: цели у детей и взрослых могут быть разные, но все же ребенок может иметь цель, отвечающую его запросам. Цель взрослого, едущего в продуктовый магазин, – закупка продуктов, а у ребенка она может быть желанием прокатиться в машине. Степень вовлеченности в событие может варьироваться от косвенного до прямого участия в нем. Но как это сказывается на репрезентации события? Существуют доказательства того, что активное участие в событии облегчает процесс логического вывода. Кроме того, есть данные, что от степени участия в событии зависит адекватность восприятия отношений между актами. Когда последовательность действий пережита непосредственно, труднее ее неправильно запомнить. Вербальное описание событий может влиять на репрезентацию событий ребенка двояким образом: когда кто-то его использует, чтобы руководить ребенком, и когда ребенок использует его сам, чтобы направлять свою собственную активность. Другие люди могут подготовить ребенка к событию через вербальные описания и выработку определенных ожиданий еще до реального опыта. Таким способом можно подчеркнуть главные акты события. Вербальное описание сегментирует событие, определяет его начало и конец, вводя в некоторые границы. Использование логических и временных обозначений маркирует различные типы отношений между актами. Повторяя рассказ о событии, ребенок закрепляет то, что уже знает, приводит в порядок свои знания о событии, приспосабливая их к социально разделяемым версиям.

“Форма и содержание ER изучаются различными методами, самый общий и наиболее прямой из них – сценарное интервью. В сценарном интервью детей спрашивают: “Что происходит, когда…?” Далее называется определенное, знакомое ребенку событие. За первым вопросом обычно следуют другие: что-нибудь еще? Что случается вначале? Что происходит потом? Исследованиями установлено, что даже очень маленькие дети организуют свои знания о событии в соответствии со сценарной моделью. Когда их спрашивают о знакомых событиях, они называют серию актов и организуют свои рассказы, сохраняя временную последовательность... Опыты с 5-ти и 7-милетними детьми показали, что количество называемых ребенком главных актов не зависит от возраста, зато число упоминаемых факультативных действий растет с возрастом ребенка. Это наводит на мысль, что основной уровень репрезентации события формируется у ребенка раньше, а факультативные действия позже дополняют его.” Рутинные, часто повторяемые действия (одевание) описываются ребенком более инвариантно, чем более редкие действия (выпечка печенья). Причем, чем старше ребенок, чем больше его опыт, тем степень инвариантности выше. Таким образом, и опыт, и сложность события, и степень участи ребенка в нем, как представляется, воздействуют на построение схемы события.

Каузальная структура кажется нам чрезвычайно важной в организации знаний о событии, особенно для детей помладше. Вместе с тем определить степень ее важности по детским вербальным сценариям очень трудно, т.к. возраст ребенка и его реальный опыт, относящийся к событию, также оказывают существенное влияние на этот процесс. Однако в целом - ъти исследования высветили удивительного уровня когнитивного развития детей трехлетнего возраста. Организованные знания о событии, особенно логически организованные, могут быть базой для многих вторичных абстрактных структур знания. Движение от простых к более сложным сценариям свидетельствует об освоении компонентов события и помогает репрезентировать синтагматические и парадигматические отношения на более абстрактном уровне.
Когнитивное развитие ребенка демонстрирует процесс его социализации.

Социальная когниция

Фундаментальный социальный когнитивный процесс, действующий в межгрупповой интеракции — это социальная категоризация. Социальной категоризацией, согласно Х. Тейфелу является “упорядочивание социального окружения на основе группирований личностей таким образом, который осмыслен для индивида”. На этот процесс влияют ценности, культура и социальные представления. Коль скоро категории создались, они оказывают “настраивающий и фильтрующий эффект” на людские перцепции. Люди склонны к подкреплению своих представлений о социальном мире. Социальная категоризация ослабляет воспринимаемую внутри групповую изменчивость и увеличивает воспринимаемую межгрупповую изменчивость. Индивиды, поэтому, имеют тенденцию более делать внутрикатегорные ошибки, чем межкатегорные ошибки в кодирующих и возвратных процессах. Индивиды могут, например, перепутать мексиканцев одного с другим, но менее вероятно, чтобы они перепутали мексиканцев с англичанами. На то, что помнится о личности, влияет категория, в которую она помещена. Например, белый может не помнить, какие особенные черты относятся к “типичному” черному индивиду, но будет считать, что все черты категории “черный” являются релевантными данному индивиду. В добавок к этому, ожидания, формирующиеся об индивидах, основываются на знании категории, в которую помещается индивид, и индивиды склонны вести себя согласно с ожиданиями на их счет.

Социальная категоризация воздействует на социальные схемы, которые индивиды применяют в межгрупповых контактах; она определяет личность, объект или событие как члена отдельной категории. Социальная схематизация обеспечивает содержание категорий и размежевывает процесс категоризации на будущие перцепции, воспоминание и предположения. Можно выделить пять типов схем, которые используются в социальном познании: личностные схемы, событийные схемы, схемы свободного содержания или процедурные схемы, self-схемы, и ролевые схемы. Личностные схемы включает понимание черт и целей, которые воздействуют на типичных и специфических индивидов. Событийные схемы включает общее знание того, что обычно имеет место в особенных случаях, таких как праздники. Схемы свободного содержания действует как обработка правил или процедур для спецификации связей между узлами информации. Self-схемы содержит информацию о собственном психологическом состоянии личности, которое управляет информационной обработкой self. Self, в данном контексте, может рассматриваться как видовая схема (схема более высокого уровня), которая содержит “абстрактное представление о прошлом опыте, включающие личные сведения”. По существу, self служит в качестве рамок, в которых поступающие стимулы взаимодействуют с прошлым опытом индивида и интерпретируются с его помощью. Self-концепт — это относительно постоянная, многоаспектная когнитивная структура, которая “при определенных обстоятельствах посредничает между социальным окружением и социальным поведением”.

Стереотипы являются содержанием категорий, которые относятся к людям. Стереотипы, поэтому, могут рассматриваться как “особые типы ролевых схем, которая организует предшествующее знание и ожидания личности о других людях, которые подпадают под конкретные социально определенные категории”. Ролевая схематика может основываться на таких факторах, как пол, раса, возраст или занятие, если перечислять только некоторые из них. Социальное стереотипирование имеет место, “когда комплекс черт, ролей, эмоций, способностей и интересов атрибутируются индивидам, которые категоризируются на основании легко идентифицируемых характеристик”. Считается, что индивиды, принадлежащие к стереотипированной группе, являются похожими друг на друга и отличными от других групп по ряду атрибутов. Социальные стереотипы и связанные с ними склонностные атрибуты активируются в социальных ситуациях, где групповое членство является выпуклым. Социальные стереотипы наиболее тесно связываются с индивидами, которые воспринимаются как типичные для отдельной группы. Позитивные ощущения по отношению к стоящему вне группы, который воспринимается в качестве типичного для своей группы, чем того, который воспринимается в качестве нетипичного.

Межгрупповые контакты активируют различные социальные когнитивные процессы. Любой контакт начинается с социальной категоризации, но социальные категоризации могут восприниматься при этом как “яркие” (в этом случае будет иметь место главным образом межгрупповое поведение), а могут как “размытые” (в этом случае имеет место главным образом межличностное поведение). Если социальные категории воспринимаются как “яркие” выпуклые, социальной идентичностью является “роль-схема” (напр., стереотипирование), которая при этом активируется. Когда социальные категории не воспринимаются как выпуклые, личная, активизируется несоциальная идентичность (“self-схема”). По большей части исследование социальных когнитивных процессов в межгрупповых контактах основывается на теории социальной и/или этнолингвистической идентичности. Первые попытки были сделаны для интеграции этих процессов с коммуникационными процессами. Большинство исследований социальных когнитивных процессов в межгрупповых отношениях, однако, проводилось в не сфере коммуникации, а сфере межгрупповых контактах. Несколько теорий, используемых для объяснения межкультурной коммуникации, уделяют специальное внимание социальным когнитивным процессам. Так теория Гудикунста включает этнолингвистическую идентичность и ожидание как независимые переменные. Фиске и Тейлор фокусируют свое внимание на целях, которые индивид преследует в межгрупповой интеракции. Цели индивида опосредуют специфические социальные когнитивные процессы. Были сделаны первые попытки включить аффективные (напр., беспокойство) компоненты в социальные когнитивные теории. Однако, не проводилось никакой работы по изучению воздействия различных социальных/этнолингвистических идентичностей на аффективные реакции, такие как межгрупповое беспокойство. Влияние аффективных процессов на то, как категоризируются другие и/или на социальное атрибутирование также требует изучения. Дальнейшего исследования заслуживает воздействие культурной изменчивости на социальные когнитивные процессы. Недавнее исследование обеспечивает фундамент для теоретических предсказаний, касающихся кросс-культурных различий в социальных когнитивных процессах. Будущее кросс-культурное исследование должно исследовать не только воздействие измерений культурной изменчивости на специфические социальные когнитивные процессы (напр., социальная категоризация, социальная атрибуция), должно также исследовать, как измерения культурной изменчивости влияют на взаимосвязь социальных когнитивных процессов, которые имеют место в межгрупповых/межличностных контактах. Является ли, например, воздействие социальной идентичности на социальное атрибутирование одинаковым в индивидуалистских и коллективистских культурах? Ведет ли воспринимаемое сходство убеждений к личному атрибутированию одновременно в индивидуалистских и коллективистских культурах?
Социальная когниция представляет собой схематизацию социального окружения индивида, облегчающую ему ориентацию во внешнем мире. Она, в свою очередь, влияет и на ментальные схемы, причем в данном случае культурная детерминация таких схем очевидна.

Когнитивная психология о структуре памяти

Различия между семантической и эпизодической памятью были концептуализированы Е. Талвином. Исследователь доказал, что эпизодическая память содержит фундаментально автобиографическую и темпорально маркированную информацию, а семантическая память имеет дело с фактами, не зависящими от частных обстоятельств. Подобное определение семантической памяти оставляет неясным вопрос, включает ли она все наши знания о мире или только наши знания языка. Возможно и другое, более узкое определение семантической памяти, связанное с интерпретативной лингвистической школой и заимствующее из нее представления о значении как о совокупности семантических атомов, понятия семантической композиции и правил продуцирования. Вместе с тем существуют и аргументы в пользу принятия более широкой дефиниции семантической памяти как хранилища всей информации о мире. В подобном случае в исследовательское поле включаются многочисленные изыскания по проблеме знаний в целом, а не только те исследования, которые имеют дело со знани.ями языка. Кроме того, из узкого определения следует, что есть действительные различия между знаниями языка и знаниями о мире. Различия могут быть, но в лингвистике они не прописаны, это – всего лишь предположение. Решение в пользу принятия более широкого определения семантической памяти означает, что различия между эпизодической и семантической памятью не эквивалентны различиям между аналитическим и синтетическим подходам. И хотя проводить границу между эпизодической и семантической памятью необходимо, все же нужно подчеркнуть: граница между двумя системами памяти нечеткая, здесь нет дихотомии. Любая информация уходит корнями в эпизодическую память; проблема в том, каким образом темпорально маркированная информация превращается в базовые знания.

Ряд направлений устанавливают связь семантической памяти и когнитивной психологии. Это изучений процессов 1) установления значений отдельных слов; 2) комбинирования значений отдельных слов для создания семантической репрезентации целого предложения; 3) сравнения значения целого предложения с хранимой в памяти информацией для определения его истинности или ложности; 4) вывода умозаключений из семантической интерпретации; 5) контекстуальных эффектов.

Смит и его коллеги проводят различие между сетевыми моделями (network models) и узловыми моделями (set models). В рамках первых семантическая память рассматривается как взаимосвязанная группа понятий, выстроенная по принципу граф. В рамках вторых семантическая память – несвязанная группа понятий, каждое из которых имеет свои атрибуты или признаки. Проиллюстрируем различия двух типов, взяв две простые модели – атрибутивную и иерархическую - применительно к простому предложению. В атрибутивной модели каждое понятие репрезентируется набором определяющих атрибутов. Совокупность последних – необходимое и достаточное условие для установления значения понятия. В предложении малиновки – это птицы, например, от индивида требуется сопоставление атрибутов двух понятий, двух существительных: существительного-субъекта и существительного-предиката; атрибуты первого должны совпадать с атрибутами второго. Точнее, малиновка должна иметь атрибут птица плюс такие атрибуты, которые характеризуют ее как малиновку. Иерархическая модель – пример простой сетевой модели. Понятия здесь репрезентируются в виде узлов в иерархической структуре графа. Если существует путь от узла малиновка к узлу птица, значит утверждение малиновки – это птицы истинно.

Различия двух типов моделей становятся наиболее очевидными при анализе процессов верификации. В атрибутивной модели истинность предложения устанавливается на основе анализа атрибутов понятия, который выполняется всякий раз снова и снова. В иерархической модели истинность может устанавливаться актуализацией определенного фрагмента памяти, который уже иерархически упорядочен, здесь не требуется всякий раз совершать дополнительные операции. Малиновки – птицы уже потому, что такой факт хранится в памяти. Истинность устанавливается путем нахождения данного факта в памяти. Напротив, атрибутивные модели как бы отвергают априорную истинность этого факта и выводят ее через процедуры вычисления. Важно отметить, однако, что и в атрибутивной модели имеет место некоторое предзапоминание, а иерархические модели не совсем чужды вычислениям. Атрибуты понятия сами по себе могут предзапоминаться. В свою очередь отдельные семантические факты, хранимые в памяти, подвергаются своеобразным вычислениям. Поэтому в моделях с предзапоминанием существуют вычисления в форме логических выводов. В иерархических моделях логические выводы – это транзитивные отношения. Истинность предложения колли – одушевленные существа устанавливается благодаря цепочке: колли – собаки; собаки – млекопитающие; млекопитающие – животные; животные – одушевленные существа. Представляется, что различие обсуждаемых двух типов моделей отражает фундаментальное различие того, как люди понимают простые предложения. Вычислительные модели исходят из того, что в процессе понимания идентифицируются отношения между составляющими элементами предложения, в то время как модели с предзапоминанием рассматривают понимание как проникновение в структуру информации. Подобное различение вычисления и предзапоминания является привычным в когнитивной психологии. Важными факторами, различающими модели с вычислениями и предзапоминанием, являются процессы обнаружения и сравнения, а именно: первый тип моделей особое внимание уделяет процессам сравнения, второй тип – процессам обнаружения (нахождения), хотя и те, и другие процессы задействованы в обоих типах моделей. Речь идет именно об акцентах. Первый тип моделей связывает трудности понимания с количеством и сложностью процессов сравнения, тогда как вторые – с количеством и сложностью процессов обнаружения... Есть еще одно различие двух типов моделей. Атрибутивные модели всегда допускают расширение понятий, иерархические – нет. В первых мы имеем дело с анализом набора атрибутов субъекта и предиката предложения. Во вторых слово является элементом структуры графа, и его атрибуты не важны.

“Модель сравнения характеристик” (feature comparison model) понятия репрезентируются в виде набора семантических атрибутов или характеристик. Отличие от атрибутивной модели состоит в том, что среди атрибутов выделяются те, которые признаются более важными, обязательными, определяющими значение понятия, и те, которые считаются характеризующими и являются факультативными. Иными словами, не все атрибуты равнозначны. Устанавливается, какая часть атрибутов предиката совпадает с атрибутами субъекта. Если степень совпадения значительная, предложение верифицируется, если незначительная – не верифицируется. Если степень совпадения средняя, проводится еще одно дополнительное, более детальное сравнение атрибутов субъекта и предиката. С учетом наших трех различий, о которых шла речь выше, данная модель легко классифицируется. Это – модель с вычислениями, т.к. в ней отношения между категориями не запоминаются, а выводятся в опоре на сравнения семантических компонентов. Значит, описываемая модель допускает расширение терминов, базируется на операциях сравнения, отождествляет время, необходимое для верификации предложения, с временем, затрачиваемым на процессы сравнения. В предложении малиновки – птицы, малиновки и птицы имеют очень схожие определяющие и характеризующие признаки, т.к. малиновки – самые типичные птицы. Поэтому одного сравнения достаточно для верификации данного предложения. А вот верифицировать предложение пингвины – птицы труднее, хотя пингвины имеют все определяющие характеристики птиц. Но они довольно нетипичные экземпляры и имеют немного общих с остальными птицами характеризующих признаков. Здесь одним сравнением не обойтись, понадобится дополнительное второе сравнение. Итак, рассматриваемый тип моделей – модели с вычислениями, в которых допускается расширение концептов и которые объясняют трудности понимания вариативностью процессов сравнения.

Другая модель - “маркер-поисковая модель” (marker – search model) – подразумевает репрезентацию понятий в семантической сети с определенными маркерами. Маркеры взаимосвязаны, т.е. существует путь (тропа) от одного маркера к другому, благодаря которому устанавливается, что малиновки – это живые существа. Как видим, данная модель почти не отличается от иерархических моделей. Вместе с тем имеются дополнения. Первое: предполагается, что могут существовать усеченные пути (тропы), т. е. может быть прямая связь понятий цыпленок и живое существо, минуя маркер птица. Второе: тропы имеют собственные маркеры, что важно при обработке ложных утверждений. Что можно сказать об этой модели в свете наших трех различий? Очевидно, это модель с предзапоминанием, скорость верификации зависит от скорости процессов обнаружения, модель не приветствует расширение терминов. Рассматриваемая нами модель представляет собой более продвинутую модель семантической памяти, чем упомянутые выше.

Во взглядах на семантическую организацию доминировал ассоцианизм – доктрина, утверждающая, что психологические явления функционально связаны. Несмотря на эти важные достижения, никакой последовательной теории семантической памяти разработано не было. За последние несколько лет в подходе в семантической памяти произошел сдвиг от ассоцианистских позиций к когнитивным. Хотя эти две позиции имеют общие черты, акцент в последней делается на детальном описании когнитивных структур, которое отражало бы способ организации семантической информации в памяти. В некотором смысле работа когнитивного психолога заключается в абстрагировании данных из семантических экспериментов и систематизации этих данных в виде детальной структуры памяти. Чтобы это сделать, надо объединить и согласовать данные многих экспериментов, в результате чего модель семантической памяти может стать весьма сложной.

Можно представить, что представление знаний в виде сети семантических ассоциаций – это основной вопрос когнитивной психологии: "Самая фундаментальная проблема из тех, с которыми сегодня встречается когнитивная психология, – это как теоретически представить знания, имеющиеся у человека: что представляют собой элементарные символы или понятия, и как они связаны, состыкованы между собой, как из них строятся более крупные структуры знаний, и как осуществляется доступ к столь обширной "картотеке", как ведется в ней поиск, и как она используется при решении рядовых вопросов повседневной жизни". Чтобы найти связь между повседневными проблемами и репрезентацией знаний, Андерсон и Бауер использовали пропозиции – утверждения или высказывания о сущности этого мира. Пропозиция – это абстракция, которая передает фразу и похожа на нее – нечто вроде отдельной структуры, связывающей идеи и понятия. Пропозиции чаще всего иллюстрируются семантическими примерами, но другие виды информации – например, зрительная, – также могут быть представлены в памяти в виде пропозиций. “Назначение “долговременной памяти” – записывать информацию о мире и обеспечивать доступ к хранимым данным. В пропозициональных репрезентациях основная форма записи информации – это конструкция "субъект-предикат". В исследованиях семантической памяти доминируют две основные позиции, различающиеся по своей направленности: ассоцианистский подход, который сосредоточен на функциональных связях между понятиями, и когнитивный подход, который сосредоточен на мысленных структурах, характеризующих отношения между значением и памятью. Ассоцианистское направление исследует семантическую организацию памяти путем анализа особенностей свободного воспроизведения (например, то, какие слова припоминаются совместно); предполагается, что таким путем можно получить информацию о характере организации понятий и лежащей в их основе когнитивной структуры. Когнитивные модели систематизируют данные семантических экспериментов, создавая всеобъемлющие теории памяти; они подразделяются на групповые модели, модель сравнительных семантических признаков, сетевые модели и пропозициональные сети.” В групповых моделях понятия организованы в виде множества "групп" информации, содержащих категории и атрибуты. Модель сравнительных семантических признаков также предполагает наличие групповой структуры, но разделяет атрибуты на определяющие, или существенные, и характерные, или описательные, признаки. Оценка понятий предположительно основана больше на определяющих признаках. Сетевые модели исходят из того, что понятия хранятся в памяти в виде независимых единиц, объединенных конкретными и значимыми связями (например, "Малиновка есть птица"). Предполагается, что воспроизведение из памяти осуществляется путем оценки достоверности целевых и связанных с ними понятий и что перемещение по структуре в процессе извлечения информации требует времени. В моделях пропозициональных сетей память организована в виде сложной ассоциативной сети пропозициональных конструкций, являющихся наименьшими значимыми единицами информации (например, "Нью-Йорк (есть) большой").

Один из первых этапов, через который проходит информация, называется "сенсорный регистр". Взрослые помещают в сенсорный регистр большое количество зрительной информации и она на короткое время (около 250 мсек) остается там в необработанном виде. За это время некоторая информация передается в кратковременную память, посредством избирательного внимания - способность сосредотачиваться на существенной информации и отфильтровывать несущественную. Когда мы смотрим на сложный по составу стимул, мы сосредотачиваемся на ряде имющихся у него аспектов и передаем их в память. Этот процесс называется "кодированием", поскольку увиденный стимул сохраняется у нас не в виде буквальной копии, а "кодируется" или преобразуется, подобно тому как телеграфный код преобразует букву в определенную последовательность точек и тире. В кодировании сложного стимула заключены огромные и разнообразные возможности: мы можем сосредоточиться на его цвете, форме, величине или удаленности, на его названии или на многих других вещах, связанных с ним.
Информация об устройстве человеческой памяти полезна для построеня этнопсихологической теории. При этом следует учесть, что наша память избирательна и в своей избирательности культурно детерминирована. Не все события, запечатленные в нашей памяти становятся достоянием сознания, и в целом наша память представляет нам мир так, что его образ соответствует нашей культурной картине мира.